Высказывания о государстве, обществе и религии
известных людей первой половины двадцатого столетия

«...как грязны должны быть источники, подменяющие борьбу идей распространением клевет!»

«<...>Все либеральные и часть народнических историков прикрашивают крепостничество и крепостническую государственную власть в России.»

«...в России...чиновничьи места, ...раньше <до 27 февраля 1917 года> раздавались предпочтительно черносотенцам...»

«Не теперь ли с откровенностью, близкой к цинизму, было заявлено, что народу дан надел единственно для уплаты податей и отбывания повинностей, как выразился в своем циркуляре вологодский губернатор? Он лишь формулировал и громко высказал то, что в своей политике фатально проводит самодержавие или, правильнее сказать, бюрократический абсолютизм.»

«Чиновничество и постоянная армия - это паразит на теле буржуазного общества, паразит, порожденный внутренними противоречиями, которые это общество раздирают, но именно паразит, затыкающий жизненные поры.»

«Ослабели пружины полицейских механизмов, недостаточны одни только военные силы. <Русскому самодержавию> Надо разжигать национальную расовую вражду, надо организовать “черные сотни” из наименее развитых слоев городской (а затем, разумеется, и сельской) мелкой буржуазии, надо пытаться сплотить на защиту трона все реакционные элементы в самом населении, надо превращать борьбу полиции с кружками в борьбу одной части народа против другой части народа.
      Именно так поступает теперь <царское> правительство, натравливая татар на армян в Баку, пытаясь вызвать новые еврейские погромы, организуя черные сотни против земцев, студентов и крамольных гимназистов, взывая к верноподданным дворянам и к консервативным элементам крестьянства.»

«<...>пролетариату нужно лишь отмирающее государство, т.е. устроенное так, чтобы оно немедленно начало отмирать и не могло не отмирать»

«Религия есть один из видов духовного гнета, лежащего везде и повсюду на народных массах, задавленных вечной работой на других, нуждою и одиночеством. Бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами так же неизбежно порождает веру в лучшую загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т. п. Того, кто всю жизнь работает и нуждается, религия учит смирению и терпению в земной жизни, утешая надеждой на небесную награду. А тех, кто живет чужим трудом, религия учит благотворительности в земной жизни, предлагая им очень дешевое оправдание для всего их эксплуататорского существования и продавая по сходной цене билеты на небесное благополучие. Религия есть опиум народа. Религия — род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь.»

«Никогда идея бога не «связывала личность с обществом», а всегда связывала угнетённые классы верой в божественность угнетателей»

«Люди всегда были и всегда будут жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов.»

«<...>выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития<...>»

«Рабочее и Крестьянское правительство, созданное революцией 24-25 октября... предлагает всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире...
Тайную дипломатию Правительство отменяет, со своей стороны выражая твердое намерение вести все переговоры совершенно открыто перед всем народом, приступая немедленно к полному опубликованию тайных договоров... »

«Не надо самообманов. Надо измерить целиком, до дна, всю ту пропасть поражения, расчленения, порабощения, унижения, в которую нас теперь толкнули. Чем яснее мы поймем это, тем более твёрдой, закалённой, стальной сделается наша воля... наша непреклонная решимость добиться во что бы то ни стало, чтобы Русь перестала быть убогой и бессильной, чтобы она стала в полном смысле слова могучей и обильной.»

<О действиях контрреволюционных сил под командованием царского адмирала А. В. Колчака и царского генерал-лейтенанта А. И. Деникина во время гражданской войны в России в 1918—1920 годах> «Расстрелы десятков тысяч рабочих... Порка крестьян целыми уездами, публичная порка женщин. Полный разгул власти офицеров, помещичьих сынков. Грабёж без конца.»
        <Правоту этого высказывания Владимира Ленина подтверждает заявление командования Чехословацкого корпуса, поднявшего весной 1918 года мятеж против Советской власти в России. Вот отрывок из этого заявления командования чехословаков, сделанного в конце 1919 или в январе 1920 года, о действиях контреволюционных сил в Сибири: «Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснётся весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями... составляют обычное явление.»>

«Первый раз в мире власть государства построена у нас в России таким образом, что только рабочие, только трудящиеся крестьяне, исключая эксплуататоров, составляют массовые организации — Советы, и этим Советам передается вся государственная власть.»

«<...>новые империалистские войны уже готовятся теперешней политикой всех буржуазных государств, — и не только готовятся сознательно, но и вытекают с объективной неизбежностью изо всей их политики<...>»

Владимир Ильич Ульянов, Ленин (1870—1924)

— русский революционер, теоретик и один из организаторов российского и мирового коммунистического движения, основатель СССР.

«Разговоры о войне <русско-японской войне 1904-1905 годов> начались, конечно, бахвальством: «Казак желтую-то шкуру скоро спустит, брат!» Но скоро послышались иные речи.
      — Своей земли девать некуды! — строгим хозяйственным тоном говорил и <зажиточный русский крестьянин, владелец помещичьей усадьбы, лавочник> Тихон Ильич. — Не война-с, а прямо бессмыслица!
      И в злорадное восхищение приводили его вести о страшных разгромах русской армии<...>
      Восхищала сперва и революция, восхищали убийства<...>
     Но как только заговорили об отчуждении земель, стала просыпаться в нем злоба. «Все жиды работают! Все жиды-с, да вот еще лохмачи эти - студенты!» И непонятно было: все говорят - революция, революция, а вокруг - все прежнее, будничное<...> Непонятен был в своем молчании, в своих уклончивых речах народ.
      — Скрытен он стал, народ-то! Прямо жуть, как скрытен! — говорил Тихон Ильич.
     И, забыв о «жидах», прибавлял:
     — Положим, что и музыка-то вся эта нехитрая-с. Правительство сменить да земелькой поравнять - это ведь и младенец поймет-с. И, значит, дело ясно, за кого он гнет, - народ-то. Но, конечно, помалкивает. И надо, значит, следить, да так норовить, чтоб помалкивал. Не давать ему ходу! Не то держись: почует удачу, почует шлею под хвостом - вдребезги расшибет-с!
     Когда он читал или слышал, что будут отнимать землю только у тех, у кого больше пятисот десятин, он и сам становился «смутьяном». Даже в спор с мужиками пускался. Случалось - стоит возле его лавки мужик и говорит:
     — Нет, это ты, Ильич, не толкуй. По справедливой оценке - это можно, взять-то ее <землю>. А так - нет, не хорошо...
     <...>Тихон Ильич улыбается и отвечает:
     — Так. А если он не хозяин, а лодарь?
     — Кто? Барин-то? Ну, это дело особая. У такого-то и со всеми патрохами отнять <землю> не грех! »

«- Вот ты и подумай: есть ли кто лютее нашего <русского> народа? В городе за воришкой, схватившим с лотка лепешку грошовую, весь обжорный ряд гонится, а нагонит - мылом его кормит. На пожар, на драку весь город бежит, да ведь как жалеет-то, что пожар али драка скоро кончились! <...>А как наслаждаются, когда кто-нибудь жену бьет смертным боем, али мальчишку дерет как сидорову козу, али потешается над ним?<...> Это-то уж самая что ни на есть веселая тема.»

«Историю <России> почитаешь волосы дыбом станут: брат на брата, сват на свата, сын на отца, вероломство да убийство, убийство да вероломство... Былины тоже одно удовольствие: «распорол ему груди белые», «выпускал черева на землю»<...> А песни? Все одно, все одно: мачеха — «лихая да алчная», свекор — «лютый да придирчивый», «сидит на полате, ровно кобель на канате», свекровь — опять-таки «лютая», «сидит на печи, ровно сука на цепи», а золовки — непременно «псовки да кляузницы», деверья — «злые насмешники», муж «либо дурак, либо пьяница», ему «свекор-батюшка вялит жану больней бить, шкуру да пят спустить», а невестушка этому самому батюшке «полы мыла во щи вылила, порог скребла пирог спекла», к муженьку же обращается с такой речью: «Встань, постылый, пробудися, вот тебе помои умойся, вот тебе онучи утрися, вот тебе обрывок удавися»... »

Иван Алексеевич Бунин (1870—1953)

— русский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 года.

«Пресненские рабочие, которых толпами прирезывали и пристреливали на льду Москвы-реки в мрачные декабрьские дни <1905 года, во время вооруженного восстания в Москве против самодержавия>; рабочие, женщины и дети петербургского девятого января <1905 года, погибшие во время мирного шествия петербургских рабочих и их семей к Зимнему дворцу, расстрелянного царскими войсками>, голутвинские телеграфисты и просто неизвестные, совсем и навсегда неизвестные, которых на кладбище и у стен походя расстреливали <в декабре 1905 года, во время карательной экспедиции по линии Московско-Казанской железной дороги от Москвы до Голутвина, которой командовал царский полковник> Риман и <командир лейб-гвардии Семеновского полка царский полковник> Мин. Толпы латышей, над которыми, не спрашивая об имени, расправлялись карательные отряды под командою немецких <остзейских> баронов <во время революции 1905-1907 гг. в Латвии (Лифляндии и Курляндии, входивших тогда в состав Российской Империи)>. Студенты и просто неизвестные, которых терзала на улицах Москвы черная сотня, сдирая мясо до костей, сжигая заживо, топя в реке, как собак.
      О, сколько их! Сколько их! Сколько безвестных могил, сколько трупов, сколько страданий оставил позади себя <последний русский царь> Николай Романов!»

Леонид Николаевич Андреев (1871—1919)

— русский писатель. Представитель Серебряного века русской литературы. Эмигрант.

<Правительства государств Антанты (англо-французского военно-политического блока начала 20-го века, к которому позднее присоединились США, Япония и другие страны)>«руководствовались исключительно собственной выгодой; до несчастия русского народа им не было никакого дела. Они могли идти с украинцами и против украинцев, с большевиками и против большевиков, могли воссоединять и расчленять Россию, лишь бы эти действия соответствовали их национальным интересам»

«Пойдем мы <“Добровольческая” армия контрреволюционных сил в гражданской войне в России 1918—1920 годов> вперед не для того, чтобы вернуться к старым порядкам, не для защиты сословных и классовых интересов, а чтобы создать новую, светлую жизнь всем, и правым, и левым, и казаку, и крестьянину, и рабочему.»

«В эти страшные дни одновременно под напором большевизма, разрушающего государство и культуру, идет планомерная борьба извне и изнутри против христовой церкви. Храмы осквернены, рушатся устои веры, расстроена церковная жизнь, погасли светильники паствы. Во тьме бродит русская душа, опустошенная, оплеванная, охваченная смертельной тоской или тупым равнодушием. Раньше церковь была в плену у приказных, теперь — у большевиков, и тихий голос ее тонет в дикой свистопляске вокруг еле живого тела нашей родины. Необходима борьба. Поэтому я от души приветствую поместный собор юга России, поднимающий духовный меч против врагов родины и церкви...»

Антон Иванович Деникин (1872—1947)

— русский военный и политический деятель, участник русско-японской войны 1904—1905 годов и Первой мировой войны, один из главных организаторов контрреволюционных сил во время гражданской войны и иностранной интервенции 1918—1920 годов в России, лидер Белого движения на юге России, белоэмигрант, писатель.

«Ваш подвиг за германский народ и величие германской Империи сделал Вас <Адольфа Гитлера> примером, достойным подражания, и образцом того, как надо любить свой народ и свою родину, как надо стоять за свои национальные сокровища и вечные ценности...Вы воздвигли дом Небесному Владыке. Да пошлет же Он Свое благословение и на дело Вашего государственного строительства, на создание Вашей народной империи. Бог да укрепит Вас и германский народ в борьбе с враждебными силами, желающими гибели и нашего <русского> народа. Да подаст Он Вам, Вашей стране, Вашему Правительству и воинству здравие, благоденствие и во всем благое поспешение на многая лета»

«Настал день, ожидаемый им и он <русский народ> ныне подлинно как бы воскресает из мёртвых там, где мужественный германский меч успел рассечь его оковы. И древний Киев, и многострадальный Смоленск, и Псков <советские города, оказавшиеся под немецко-фашистской оккупацией во время Второй мировой войны> светло торжествуют своё избавление как бы из самого ада преисподнего. Освобожденная часть русского народа повсюду давно уже запела… “Христос Воскресе”»

«Чем алчней становится смерть, чем больше жертв старается она поглотить среди людей и добрых и злых, тем для большего числа смертных она открывает дверь к безсмертию, возводя их из тления в нетление и приобщая их к вечной, неувядаемой жизни...
       Атомные бомбы и все другие разрушительные средства, изобретенные нынешней техникой, поистине, менее опасны для нашего отечества, чем нравственное разложение, какое вносят в русскую душу своим примером высшие представители гражданской и церковной власти <в СССР>. Разложение атома <в случае использования США атомного оружия против Советского Союза> приносит с собой только физическое опустошение и разрушение, а растление ума, сердца и воли влечет за собой духовную смерть целого народа, после которой нет воскресения...»

«Наблюдая воочию эту тесную нравственную связь <русского> народа с монастырем и углубляясь в изучение истории Карамзина и летописей, где развертывались перед ним картины древней аскетической Святой Руси, Пушкин со свойственной ему добросовестностью не мог не оценить неизмеримаго нравственнаго влияния, какое оказывала на наш народ и государство наша Церковь, бывшая их вековой воспитательницей и строительницей.»

Митрополит Анастасий, Александр Алексеевич Грибановский (1873—1965)

— первоиерарх Русской православной церкви заграницей (РПЦЗ) в 1936—1964 гг. В царской России Александр Грибановский окончил Тамбовское духовное училище и Тамбовскую духовную семинарию, затем окончил Московскую духовную академию. Кандидат богословия.

«Лиц, добровольно служащих на стороне красных<...> во время ведения операций<...> в плен не брать и расстреливать на месте без суда; при поимке же их в дальнейшем будущем арестовывать и предавать военно-полевому суду»

«За укрывательство большевиков, пропагандистов и шаек должна быть беспощадная расправа<...> пользоваться местными жителями, беря заложников. В случае неверных и несвоевременных сведений или измены заложников казнить, а дома, им принадлежащие, сжигать<...> Всех способных к боям мужчин собирать в какое-нибудь большое здание, содержать под надзором и охраной на время ночевки, в случае измены, предательства — беспощадная расправа»

<...>«это был сплошной кошмар, стоявший на всей линии <Китайско-Восточной> железной дороги <КВЖД - железнодорожная магистраль на Северо-Востоке Китая, построенная царской Россией в 1897—1903 гг.> как со стороны большевиков, так и со стороны тех, которые боролись с ними. <...>Я<...> увидел, что на железной дороге идет все время жесточайшая травля как со стороны тех районов, где хозяйничали большевики, так и в тех районах, где хозяйничали их противники. Методы борьбы были одни и те же.»

«Что касается того, что делал Калмыков <казачий атаман, командир контрреволюционного вооруженного формирования, действовавшего на КВЖД>, то это были уже совершенно фантастические истории. Я лично, например, знаю, что там производились аресты, не имевшие совершенно политического характера, аресты чисто уголовного порядка. Там шла, например, правильная охота на торговцев опиумом. По линии Китайской жел. дороги ездили постоянно с контрабандой опиума очень много лиц, женщин и мужчин, провозивших опиум, стоивший очень дорого. Здесь очень часто уже не контр-разведка, а просто предприимчивые люди под видом политического ареста выслеживали этих торговцев, арестовывали их, отбирали опиум и убивали, а в случае обнаружения этого, ссылались на то, что это были большевистские агенты или шпионы.
       Конечно, это были не большевики, это были просто хищники, занимавшиеся провозом опиума, что давало им большие деньги. За ними велась систематическая охота. Занимались этим солдаты и частные лица. Обычно в вагон входила кучка солдат, заявляла такому продавцу опиума: «Большевистский шпион», арестовывала, опиум вытаскивала и затем убивала его, а опиум продавала.»

Александр Васильевич Колчак (1873—1920)

— русский военный и политический деятель, участник русско-японской войны 1904-1905 годов и Первой мировой войны, царский адмирал, один из главных организаторов контрреволюционных сил во время гражданской войны и иностранной интервенции 1918—1920 годов в России, Верховный правитель России в 1918—1920 годах.

«раз уж люди так устроены, что хотят верить в разные чудеса, то лучше дать им возможность пользоваться церковью и установленным церковным учением, чем разрешать слишком философствовать. Прививают же людям оспу, чтобы они не заболели ею, — аргументировал Наполеон. Другими словами: лучше сговориться с пронырливым старым графом Кьярамонти, который называет себя <римским> папой Пием VII и в которого люди, по свойственной им глупости, верят как в божьего наместника на земле, лучше поставить на свою службу рядом с жандармерией и полицией Фуше еще и бесчисленную черную полицию папы Пия VII, чем позволять своим врагам Бурбонам пользоваться этой бесчисленной ратью монахов и священников или толкать подвластное население в объятия неуловимых фантазеров и философов и развивать свободомыслие. Мало того. Наполеон отчетливо понимал, что эта черная католическая рать очень и очень полезна именно для окончательного удушения ненавистной ему просветительной и революционной идеологии. Уже в июле 1801 г. было подписано соглашение (конкордат) между папой и Наполеоном, а 15 апреля 1802 г. закон о конкордате и о новом устройстве католической церкви во Франции был обнародован в окончательном виде. Вот его основы.
      Наполеон признает католицизм «религией огромного большинства французских граждан», но не государственной религией, как то было при дореволюционном режиме; он разрешает беспрепятственное богослужение во всей стране. Взамен того папа обязуется никогда не требовать возвращения церкви конфискованных у нее во время революции земель. Епископов и архиепископов назначает по своему выбору и желанию Наполеон, а уже после этого назначенное духовное лицо получает от папы церковное (каноническое) посвящение в сан; точно так же священники, назначаемые епископами, вступают в должность только после утверждения правительством. Папские послания, буллы, обращения, постановления допускаются во Франции только с особого всякий раз разрешения правительства. Таковы главные основы конкордата, который просуществовал больше 100 лет после Наполеона. Наполеон не ошибся в своих расчетах. Вскоре после конкордата (уже при империи) католическое духовенство ввело во всех школах Франции обязательный катехизис, в котором текстуально говорилось и велено было заучивать наизусть, что 1) «бог... сделал императора Наполеона орудием своей власти и образом своим на земле» и 2) «кто противится императору Наполеону, тот противится порядку, установленному самим господом и достоин вечного осуждения, а душа противящегося достойна вечной гибели и ада». Катехизис проповедовал, кроме этих двух, еще много и других «истин» в том же духе. Это на уроках «закона божия». А по праздникам с церковной кафедры излагалось, что «святой дух» временно решил переселиться в Наполеона именно на предмет искоренения революционного безначалия и неверия и что постоянные победы первого консула (а потом императора) над всеми врагами внешними объясняются прямым стратегическим вмешательством «святого духа».»

«Вся Европа знала, что <русского императора> Павла заговорщики задушили после сговора с <его сыном> Александром и что юный царь <Александр I Павлович> не посмел после своего воцарения и пальцем тронуть их: ни Палена, ни Беннигсена, ни Зубова, ни Талызина и вообще никого из них, хотя они преспокойно сидели не на «чужой территории», а в Петербурге и бывали в Зимнем дворце.»

«Бонапарт пошел на такое до тех пор не употреблявшееся средство, как стрельба из пушек среди города в самую гущу толпы. В этом приеме подавления уличных выступлений он был прямым и непосредственным предшественником русского царя Николая Павловича, повторившего этот прием 14 декабря 1825 г. Разница была лишь в том, что царь со свойственным ему лицемерием рассказывал, будто он ужасался и долго не хотел прибегать к этой мере и будто только убеждения князя Васильчикова возобладали над его примерным великодушием и человеколюбием, а Бонапарт никогда и не думал ни в чем оправдываться и на кого-нибудь сваливать ответственность.»

«Процветали казнокрадство и взяточничество в России и при Александре I и при Николае I, но только в период между 1 марта 1881 г. и 28 февраля 1917 г. <во время правления в России царей Александра Третьего и Николая Второго> на слова подрядчика: «Я дам вашему превосходительству три тысячи,— и никто об этом и знать не будет», стал возможен<...> классический ответ его превосходительства: «Дайте мне пять тысяч и рассказывайте, кому хотите.»

<О настроениях российской правящей элиты перед русско-японской войной 1904—1905 годов:> «мысль о создании «Желтороссии», о завоевании Маньчжурии и Кореи прочно засела в петербургских придворных сферах<...>»

«Традиции лукавства, непрерывных и разнохарактерных обманов, полной бессовестности, предательского нарушения и буквы и смысла самых торжественных трактатов и обещаний — все это благополучно передавалось буржуазным дипломатам от Талейрана через поколение в поколение вплоть до сегодняшнего дня.»

Евгений Викторович Тарле (1874—1955)

— российский и советский историк, академик АН СССР (с 1927 года).

«Уголовные преступления высших духовных лиц <Русской православной церкви> должны быть достоянием гласности, чтобы сами верующие могли иметь беспристрастное суждение о степени соответствия их пастырей своему пастырскому долгу.»

«Длинной шеренгой тянутся раскрытые заговоры и восстания <контрреволюционных сил в годы Гражданской войны и иностранной интервенции в России 1918-1920 гг.>. Зоркий глаз ВЧК <Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем> проникал всюду. ВЧК была орудием диктатуры трудящихся. Пролетариат выделил для работы в органах ЧК лучших сынов своих. И неудивительно, что враги наши бешено ненавидели ЧК и чекистов.»

«Человек учится терпению и спокойствию в тюрьме.»

«Чекист должен иметь горячее сердце, холодную голову и чистые руки.»

«красный террор нельзя приравнять даже к маленькой капле "белого террора"»

«Огромная задача стоит перед вами: воспитать и сформировать души ваших детей. Будьте зорки! Ибо вина и заслуга детей в огромной степени ложится на голову и совесть родителей... Мы боремся не для себя, мы боремся для детей, для счастья поколений... Пусть вырастут смелыми и сильными духом и телом, пусть никогда не торгуют своей совестью; пусть будут счастливее нас и дождутся торжества свободы, братства и любви. Если у них будет мужественная душа, то они будут счастливы и в самые трудные минуты жизни.»

«Чтобы государство не обанкротилось, необходимо разрешить проблему госаппаратов. Неудержимое раздутие штатов, чудовищная бюрократизация всякого дела — горы бумаг и сотни тысяч писак; захваты больших зданий и помещений; автомобильная эпидемия; миллионы излишеств. Это легальное кормление и пожирание госимущества этой саранчой. В придачу к этому неслыханное, бесстыдное взяточничество, хищения, нерадения, вопиющая бесхозяйственность, характеризующая наш так называемый «хозрасчёт», преступления, перекачивающие госимущество в частные карманы.»

Феликс Эдмундович Дзержинский, пол. Feliks Dzierzynski (1877—1926)

— польский и российский революционер, советский партийный и государственный деятель, первый председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК).

«Мне вспомнился кучер Борис Зиновьевич и то, как, сидя на облучке и сводя и разводя руки с вожжами, он предсказывал, что трудно будет с <царскими> генералами. Простой человек, малограмотный, старый солдат, он отлично понимал, однако, бюрократическую природу нашего высшего командования - истинную причину многих наших бед <поражений царской армии в русско-японской войне 1904-1905 годов>.»

«Сопоставляя все обстоятельства, сопровождавшие убийство отца <9-го декабря 1906 года в губернском земском собрании в Твери был убит пятью пулями наповал генерал-адъютант, член государственного совета России граф Алексей Павлович Игнатьев>, я еще тогда пришел к твердому убеждению, разделявшемуся и моей матерью, что убийство если не было организовано охранкой <Охранным отделением местного органа Департамента полиции в царской России, ведавшим политическим надзором и сыском>, то, во всяком случае, произошло с ее ведома.»

«В <конце 1905 года в петербургском> ресторане «Медведь» некий <царский> офицер Окунев убил наповал студента Лядова за то, что тот отказался встать по его требованию и выпить за здоровье государя императора <Николая Второго>. Студент Лядов был любимым и единственным племянником известного композитора Лядова. Тот потребовал суда над убийцей, но громкий процесс окончился для Окунева только исключением его с военной службы.»

Алексей Алексеевич Игнатьев (1877—1954)

— граф, российский и советский военный деятель, участник русско-японской войны 1904-1905 годов, дипломат, писатель.

«Главными источниками существования всех церковных учреждений <Русской православной церкви в Российской Империи во время правления царя Николая Второго> были казенные кредиты и доходы от чисто религиозных операций, т. е. от эксплуатации обращавшихся к церковным учреждениям верующих. Но так как казенные субсидии в конечном счете восходили к тем же народным копейкам, то церковь жила высасыванием соков из народного организма, не давая ему в обмен никакого эквивалента в форме реальных хозяйственных благ. Беспристрастные цифры характеризуют эту сторону дела самым определенным и неопровержимым образом. Состав клира в 1913 г. слагался из следующих элементов: 148 архиереев (66 епархиальных и 82 викарных), 92 123 монахов и монахинь и причта 41 270 приходов, т. е. не менее 125000 клириков, а с семьями не менее 500000 человек. Из этой «армии» архиереи были лучше всех обеспечены от казны. Все они получали жалованье в размере от 1500 руб. в год для викарного архиерея и от 4000 до 7800 руб. для епархиального архиерея. По смете 1916 г. предполагалось к выдаче архиерейского жалованья всего 957474 руб. Но кроме этого все архиереи имели значительные доходы от монастырей, в которых числились настоятелями, от прибылей предприятий архиерейских домов и от так называемых епархиальных сборов. Так как под свое настоятельство архиереи отбирали наиболее богатые монастыри и так как архиерейские дома не в пример монастырям были богаче обставлены доходными угодьями, то некоторые архиереи получали добавочные огромные доходы, как, например, киевский митрополит, получивший в 1909 г. 49307 руб. Как мы увидим ниже, львиная доля этих доходов поступала за счет «паствы», которую стригли в пользу архиереев монастыри и приходские причты.»

«Городское духовенство жило, напротив, как общее правило, безбедно и службу совершало истово; но в его среде царил дух скопидомства, сколачивания денег на приданое поповнам, на некоторый комфорт и просто на черный день. Самая «идеалистическая» профессия по иронии судьбы порождала самые «материалистические» стремления. Скопидомство, практицизм, расчетливость и даже жадность городского клира вошли в пословицу: «Поповские глаза завидущие, руки загребущие». Лишь немногие представители городского клира, преимущественно в столицах, составляли своего рода церковную интеллигенцию — писали по церковным вопросам, интересовались философией, составляли и произносили самостоятельные проповеди; но такие сейчас же попадали под особенно бдительный надзор благочинных и духовных цензоров. Подраставшее в такой, обстановке потомство клириков видело весь этот неприглядный быт и на опыте узнавало, что религия, в сущности, является только средством существования и обогащения клира. Наиболее светлые головы шли дальше и приходили к убеждению, что религия есть не что иное, как самообман в лучшем случае и сознательный обман в худшем. Семинарская схоластическая учеба и лицемерные приемы семинарского воспитания еще более углубляли впечатления от домашнего быта, и некоторые искренние и не боявшиеся правды церковники с ужасом убеждались, что семинарии становятся рассадниками атеизма. Еще ужаснее для ревнителей церкви было то обстоятельство, что семинарские атеисты по нужде нередко шли в священники и диаконы и становились авгурами, не верящими в то, что им приходилось проделывать.»  

«Кровно связанная с гибнувшим <самодержавным> строем <Русская православная> церковь<...> приняла непосредственное участие в вооруженной борьбе. В декабре 1905 г. <во время Декабрьского вооруженного восстания в Москве> она предоставила московские колокольни для пулеметов <царских войск>, но еще раньше она включилась для этого в специальную боевую «общественную» организацию, так называемый «Союз русского народа», включилась настолько тесно, что в 1906—1908 гг. названия «поп» и «союзник» стали синонимами, ибо лишь редкие единицы из клириков рисковали поднимать голос против участия клира в союзе, и огромное большинство клириков либо формально, либо фактически вступило в союз.

      «Союз русского народа» был учрежден в начале ноября 1905 г., тотчас же после октябрьской волны, вырвавшей у царского режима манифест 17 октября. Его инициаторами были виднейшие деятели самодержавия из среды дворянских верхов — два великих князя, Владимир Александрович и Николай Николаевич, граф Доррер, Марков 2-й, П. Н. Дурново, тогдашний министр внутренних дел, граф Коновницын, сенатор Стишинский, доктор Дубровин и просто дворянин Соколов. Вероятно, идея была одобрена и самим Николаем Кровавым, так как он тотчас после учреждения союза принял от его депутации членские значки союза для себя и для наследника (тогда еще грудного младенца) и таким образом вступил сам с сыном в эту погромную организацию. Сейчас же по учреждении новая организация была пущена в ход при помощи двух аппаратов — охранного отделения <царской тайной политической полиции> и синодской <Русской православной> церкви, представителями которых среди учредителей были сам начальник охранного отделения в Петербурге генерал Герасимов и знаменитый тогда охранник Рачковский, с одной стороны, и архимандрит Александро-Невской лавры Евсевий и московский протоиерей Восторгов — с другой. Высокие учредители дали денежные средства, охранка организовывала боевые дружины, убийства видных представителей революционных и либеральных партий и еврейские погромы, а церковь приняла на себя функции агитации, пропаганды и освящения всей этой «работы» религиозными средствами. Подвиги «героев» и «мучеников», как называются в реляциях союза погромщики и пострадавшие шпики в рясах, достаточно хорошо известны, и мы не будем здесь еще раз перелистывать эти кровавые страницы истории 1905—1908 гг. Остановимся лишь на участии церкви в деятельности союза, поскольку об этом участии можно судить на основании изданных материалов Чрезвычайной следственной комиссии 1917 г., далеко не полных и недостаточных.
      Прежде всего надо указать, что организация и деятельность «Союза русского народа» были облечены, так сказать, в «ризы» церкви и религии. В уставе союза первыми пунктами стояли пункты о незыблемости православия как одной из трех главнейших основ империи и о сохранении за ним положения господствующей религии. Соответственно знамя, под которым выступали для своих «операций» банды погромщиков, и нагрудный значок для членов союза совпадали целиком с символами церкви: знамя союза представляло из себя церковную хоругвь с изображением Георгия Победоносца, а нагрудный значок имел форму креста с прикрепленной к его поперечине императорской короной, а к его концу — круглого изображения того же Георгия. Кроме этого, каждый местный отдел союза имел свои хоругви и свои иконы, хранившиеся в промежутках между «операциями» в местных соборах или монастырях. Открытие отделов союза сопровождалось всегда торжественными молебнами, которые служились местными архиереями, — в лице последних церковь давала свое официальное благословение союзу и рекомендовала последний своим клирикам.
      Освятив союз, церковь приняла деятельное участие в его функционировании<...> Фактически епископат принимал участие в союзе не только в форме служения торжественных молебнов, но и путем проявления своей власти над подчиненным ему клиром. Когда при организации местного отдела союза находились среди местного духовенства противники его учреждения, осмеливавшиеся возражать против участия клира в союзе или отказывавшиеся служить перед погромами молебны, местная жандармская власть сейчас же доносила епархиальному епископу о таких «вредных» элементах, и последние обычно смещались и посылались в захудалые приходы. Таким образом, фактически в орбиту «Союза русского народа» был втянут весь епископат. Приходский клир знал, что мерою участия каждого клирика в союзе будет измеряться и его служба в целом.»

Николай Михайлович Никольский (1877—1959)

— русский советский историк, библеист, востоковед, филолог. Академик АН БССР, член-корреспондент АН СССР.